Необходимость пересмотра творческих позиций в области архитектуры массовых типов зданий культурно-бытового обслуживания в послевоенные годы стала очевидной. Причиненный войной ущерб был компенсирован в исключительно короткие сроки. Только за 1946—1950 гг. в стране было построено школ на 240 тыс. мест, детских учреждений на 101,8 тыс. мест, больниц на 63,5 тыс. коек, 34 252 клуба и десятки тысяч других общественных зданий. Но одновременно росли и потребности. При трудностях восстановительного периода в состав новых школ и детских учреждений были включены помещения, отсутствовавшие в этих зданиях до войны: веранды и общие музыкальные залы в детских садах, спортзалы в школах и др. С конца 40-х годов, в связи с политехнизацией обучения, в школах начали проектировать учебные мастерские (их устройство стало обязательным в середине 50-х годов); с начала 50-х годов в крупных школах появляются актовые залы. Для строительства 1946-1950 гг. были характерны пятиэтажные школы. В Москве, например, наибольшее распространение получили пятиэтажные школы из кирпича (Л. Степанова, С. Юсина) и из крупных блоков (А. Капустина, А. Курносова и др.), в которых экономично использовались объем и территория участка. Массовым порядком строились лечебно-профилактические учреждения, магазины, предприятия общественного питания. Однако все перечисленные типы зданий культурно-бытового обслуживания строились в основном по индивидуальным и в отдельных случаях повторным проектам, нередко с явно выраженным креном в сторону украшательства. Типизация лишь начинала внедряться в эту область.

В послевоенное десятилетие разрабатывались типовые проекты клубов, двухзальных кинотеатров, кинотеатров, встроенных в первые этажи жилых домов. Широко использовались в строительстве типовые проекты клубов на 300 мест (А. Хряков), на 300 и 500 мест (К. Бартошевич), на 400мест (И. Рожин). Но наиболее значительные клубы и Дворцы культуры возводились по индивидуальным проектам и, как правило, с чрезмерными историческими реминисценциями, примером чему может служить Дворец культуры в Нижнем Тагиле (В. Емельянов). Ретроспективные тенденции, естественно, переносились и в область типового проектирования и строительства. Типовые проекты тех лет, особенно клубы, кинотеатры, несли на себе печать некритического заимствования приемов и форм исторических стилей, что затрудняло, в конечном итоге, прогрессивный процесс типизации массовых типов зданий. Господство в клубах, например, осевых симметричных объемов с портиками в подражание классическим типам зданий (храмам, базиликам, биржам и т.д.) приводило к ухудшению функциональных связей.

Среди наиболее значительных общественных сооружений послевоенного десятилетия следует назвать начатый строительством еще до войны и завершенный в 1952 г. Дом правительства Азербайджанской ССР (Л. Руднев, В. Мунц, И. Ткаченко) и Дом правительства Грузинской ССР (В. Кокорин, Г. Лежава и др.), также начатый до войны и завершенный в 1952 г. В Ереване в 1955 г. было окончено завершившее ансамбль площади Ленина здание треста «Арарат» (ныне здание Армпромсовета), в котором С. Сафарян, Р. Исраелян и В. Аревшатян использовали мотивы архитектуры А. Таманяна. Среди спортивных сооружений выделяются стадионы в Ленинграде, Баку, Киеве и др. В свое время широкий резонанс получили санатории в Кисловодске, Сочи, Гагре, Цхалтубо, театры в Казани, Волгограде, Калинине, Чиатури, Сочи, вокзалы в городе Пушкине под Ленинградом, Курске, Брянске, Харькове, Сочи. Крупные административные здания были построены в Москве на улице Горького (В. Андреев) и на Садовом кольце (М. Посохин).

Для всех этих зданий, среди которых есть ряд несомненно мастерски выполненных, отличающихся многими достоинствами, характерна в то же время известная предвзятость. Стилизация устанавливала некий штамп в развитии композиционных приемов, зачастую в ущерб интересам удобства, конструктивной логики, экономической целесообразности. Характерный пример — построенный в 1952 г. в Ереване крытый рынок (Г. Агабабян), получивший выразительное пространство интерьера, где пластически правдиво раскрыта тектоника 30-метровой рамно-арочной конструкции, и в то же время — в угоду стилизации — в внешнем облике не выявлены масштаб сооружения и тектоническая характерность конструкций. Еще один штрих, характеризующий общую атмосферу декоративизма: монументальный многоколонный классический портик в различных модификациях, нашедший весьма широкое распространение во многих типах зданий, прежде всего театральных, стал в буквальном смысле слова «типологическим каноном», без которого театральное здание тех лет было почти немыслимо.

Важно отдавать себе отчет в том, что и в жилище, и в общественных зданиях рассматриваемого периода далеко не все равнозначно. Тут налицо две линии развития: одна ищущая, по-своему новаторская (разумеется, в исторически обусловленных рамках архитектуры того периода), а другая, в дурном смысле слова эклектическая и потому совершенно тупиковая. С одной стороны, мы видим, к примеру, тонкую, со вкусом выполненную композицию вокзала в городе Пушкине под Ленинградом (Е. Левинсон, А. Грушке, 1950 г.), где при тщательном соблюдении функции смело, по-своему интерпретированы классические формы, а с другой стороны, — эклектическое смешение форм архитектуры вокзала в Харькове (Б. Мезенцев, Г. Волошинов, Е. Лымарь, 1947-1949 гг.).

Точно также на одном полюсе возникают санатории М. Гинзбурга «Горные вершины» в Кисловодске и «Ореанда» в Крыму, где мастер развивает линию активного поиска выразительной архитектуры, начатую им в санатории имени Орджоникидзе в том же Кисловодске еще в 1938 г. Он пытается соединить классические принципы с достижениями архитектуры 20-х годов. А на другом полюсе появляются безжизненные эклектические декорации, как это видно в санатории «Металлург» в Сочи (Я. Свирский, Г. Битов, О. Угрюмов), санатории в Цхалтубо (Т. Шавишвили). В то же время дух наваторства присущ многим значительным произведениям рассматриваемого периода. Отметим стадион С. М. Кирова на Крестовском острове в Ленинграде (А. Никольский, К. Кашин-Линде, Н. Степанов, 1932—1950 гг.), здесь перспектива парадной двухкилометровой аллеи замыкается искусственно созданным холмом, на который ведет широкая лестница с водяными каскадами и откуда открывается грандиозный овальный кратер самого стадиона и широкая панорама окружающего парка, залива, города; не только общее пространственное построение, но и разработка конкретных форм — всё несёт на себе печать новизны. Даже, казалось бы, навеянные ренессансными мотивами аркады внутренних двориков у спортивных павильонов — и те звучат явно по-новому.

Самые спорные вещи крупных мастеров вносят определенный вклад в сокровищницу нашей архитектуры и продолжают по-своему волновать. Так, например, Дом правительства в Баку при всей своей композиционной и пластической переусложненности обладает несомненным внутренним стилистическим единством, смелостью в интерпретации форм, крупным градостроительным масштабом.

Ведущие советские архитекторы, каждый по-своему, пусть даже в пределах исторически ограниченной стилистики тех лет, вели напряженный творческий поиск. Значительную роль в развитии послевоенной архитектуры продолжал играть И. Жолтовский. Будучи художественным руководителем Московского архитектурного института, он оказал решающее влияние на формирование профессионального мастерства большого отряда советских зодчих.

Большое значение имела разработка мотивов национального зодчества в послевоенном творчестве А. Щусева. Завершенный им после войны театр имени Навои в Ташкенте остро поставил проблему использования народного искусства в поисках национального своеобразия архитектуры. Завершением поисков национального своеобразия в творчестве А. Щусева стала станция Московского метрополитена «Комсомольская-кольцевая». Расположенная в непосредственной связи с комплексом Казанского вокзала, реконструкцию которого А. Щусев завершил в эти же годы, она решена на основе переработанных мотивов древнерусского зодчества и развивает тему триумфа русского оружия.

Большой пролет свода подземного перонного зала, почти вдвое превышающий габариты станций того времени, покоится на соединенных пологими арками массивных мраморных колоннах с энергично прорисованными деталями упрощенных капителей. На своде, в лепных барочных картушах художник П. Корин разместил великолепные красочные мозаики, изображающие героические эпизоды отечественной истории. Интерьер станции оставляет запоминающееся впечатление. Автор создал содержательный художественный образ.

Древнерусские мотивы использовал для станции «Арбатская» и Л. Поляков. Однако использованные здесь элементы «нарышкинского барокко» не несут в себе живого ощущения формы. Повторенные бессчетное число раз безукоризненно одинаковые гипсовые отливки придают всей станции оттенок холодности и бесстрастия, не свойственный древнерусской архитектуре.

Неоднозначность оценок характерна для многих ведущих произведений того времени. И чем значительнее объект, тем более противоречиво он воспринимается. В этом плане наиболее многозначна проблема оценки высотных зданий, возведение которых как бы увенчало собой развитие архитектуры послевоенного десятилетия.

В соответствующем разделе уже было рассмотрено градостроительное значение высотных зданий. Наиболее значителен в градостроительном и архитектурном отношении комплекс МГУ. Ансамбль развивает в пространстве четкую осевую композицию и состоит из 27 основных и 10 вспомогательных зданий, скомпонованных с большой творческой изобретательностью и с тем широким пространственным размахом, который соответствует масштабу города в целом, на который «работает» МГУ, и нового юго-западного района Москвы, где непосредственно размещен этот огромный комплекс. Композиционное пластически развитое ядро всего ансамбля - главное здание в виде высотного объема со шпилем как бы связывает воедино всю многоплановую композицию. С юго-западной стороны корпуса различных факультетов образуют парадный двор, открывающий торжественный подход к центральному высотному объему. Со стороны Москвы-реки подход к главному зданию организован в виде развитой системы площадей, партеров, аллей, завершающихся огромным водным зеркалом с фонтанами.

Нельзя не отметить, что сама по себе монументальность и торжественность комплекса, задуманного и выполненного с большим мастерством, воплотили лишь чисто представительские общегородские функции  ведущего учебного центра страны и закономерно вписывается в общий пространственный ансамбль высотных зданий. В то же время собственно учебный процесс с его деловитой и напряженной атмосферой, многообразием функций не получил удачного решения. Пространственные функциональные связи не дают необходимых для современного учебного заведения удобств, а художественная интерпретация интерьеров здания не передает своеобразия жизни современного высшего учебного заведения.

Впечатляюще разработаны композиция и архитектура большого административного здания на Смоленской площади. Общая композиция симметричного плана хорошо решает функцию административного здания (размещение рабочих комнат, вертикальных коммуникаций, холлов). В центральном объеме расположен удобный зал заседаний, библиотека, столовая и другие обслуживающие помещения. Здание было увенчано впоследствии шатровым завершением, правда, с течением времени ощущение чужеродности сгладилось — к архитектуре привыкают. Нетрудно заметить, что в характере напряженной пластической устремленности этого здания вверх, богатой и тонкой профилировке подчеркнуто вертикальных членений его фасадов непосредственно интерпретируются мотивы «иофановского ордера», изобретательно разработанного в проекте Дворца Советов (сказались годы сотрудничества авторов с Б. Иофаном). Говоря в данном случае об «ордере», мы имеем в виду не каноническую систему классического ордера со всеми его пластическими аксессуарами, но общий порядок построения и развития архитектурной формы, которая в здании на Смоленской площади - здании наиболее своеобразной композиции - сочетает крупномасштабную сочную пластику с филигранной разработкой вертикальных членений. Композиция, напряженно преодолевающая огромный вес каменной массы и, преодолев его, динамично устремляющаяся ввысь, — такой остается в памяти экспрессивная архитектура этого здания. Последующая постройка перед ним высотных фланкирующих объемов гостиницы «Белград» лишь формально завершила ансамбль, а на деле приглушила, «погасила» первоначальный архитектурный эффект.

Можно по-разному относиться к высотным зданиям, но бесспорно — они «говорили» и продолжают «говорить» патетическим, энергичным языком, который находит отклик и понимание в широких народных массах, не в пример некоторым новым высотным зданиям, которые в лучшем случае оставляют людей равнодушными, а то и просто вызывают глухое недовольство и раздражение дурно сработанной архитектурой «стекла и бетона». По-видимому, не случайно оживление интереса к послевоенным высотным зданиям не только со стороны широкой общественности, но и профессионалов как у нас в стране, так и за рубежом.

Строительство высотных зданий имело большое значение для ансамбля и силуэта столицы, ее архитектуры в целом, для развития отечественной строительной техники. Новые конструкции фундаментов и каркасов, разнообразные конструкции ограждающих заполнений, новые виды облицовочных материалов системы санитарно-технического и другого инженерного оборудования разрабатывались специально для высотных зданий и этим самым двигали вперед . техническую базу нашего строительства в целом.

Вместе с тем, оттеняя достоинства послевоенных высотных зданий, достоинства, характерные для того времени и не утратившие своего значения в наши дни, следует иметь в виду, что именно в этих сооружениях и с наибольшей остротой проявились противоречия творческой направленности архитектуры послевоенного десятилетия. Подчеркнутая помпезность сочеталась в некоторых зданиях с явной недооценкой вопросов функциональной и экономической целесообразности. В том же МГУ помещения, особенно подсобные, затеснены и затемнены, сочетание учебных помещений с жильем студентов, аспирантов и преподавателей — усложнило и ухудшило планировочную организацию, конструктивные и экономические показатели. В гостинице «Украина» «украшения» носят явно эклектический характер. В гостинице «Ленинградская» нарушение требований экономики выступает особенно ярко. Такого рода недостатки были присущи многим произведениям послевоенной архитектуры, особенно ее уникальным представительным сооружениям.

Весь рассматриваемый период развития нашей архитектуры, охватывающий годы войны (1941—1945 гг.) и послевоенное десятилетие (1945-1955 гг.), следует оценивать в свете сложного взаимодействия двух разнонаправленных творческих тенденций. Одна из них —  это поиски триумфально-возвеличивающих архитектурных решений. Другая — это конструктивная деловая работа над новыми экономичными типами зданий, над новыми методами их проектирования и индустриального возведения. Именно эти сугубо деловые проблемы приобрели в военный и особенно послевоенный период первостепенное значение. К сожалению, две названные линии творческой деятельности развивались в послевоенный период без какого-либо эффективного взаимодействия, порознь.

Более того, внешне представительная тенденция эстетически ориентированных поисков оттесняла в профессиональном сознании важнейшую государственную, задачу-работу над экономичными массовыми типами сооружений на задний план, как работу в творческом плане второстепенную. Назревала кризисная ситуация. Господствующая творческая направленность становилась объективным тормозом на пути развития массового строительства, его типизации и индустриализации. Это глубокое внутреннее противоречие послевоенной истории архитектуры естественно привело на определенном этапе к изменению направленности советской архитектуры.

Если опыт 20-х годов показал неправомерность полного разрыва с традициями, то последующие десятилетия с не меньшей ясностью выявили бесперспективность односторонних псевдоисторических стилизаций. Нельзя полностью рвать с традицией, но нельзя также и всецело подчиняться ей. Нужно творчески ее осваивать, всемерно развивая новаторскую сущность архитектуры, обусловленную самой природой нашего общества. Всесоюзное совещание строителей и проектировщиков 1954 г. и вышедшие вслед за тем постановления ЦК КПСС и Совета министров СССР по вопросам строительства резко осудили наметившийся отрыв архитектуры от строительной техники и экономики, поддержали созревшие в практике новые прогрессивные методы строительства, ознаменовав начало нового современного этапа развития советской архитектуры. 

История советской архитектуры (1917-1954) под ред. Н.П. Былинкина и А.В. Рябушина