Культовое искусство, изучением которого мы занимались до сих пор, отнюдь не представляет собою всю архитектуру средневековья: рядом с церковью строятся и замок, и жилой дом, и монастырь, и все эти архитектурные сооружения требуют специального изучения. Если подойти к гражданской архитектуре с точки зрения архитектурно-художественных приемов, то в ней нельзя обнаружить ни одной архитектурной детали, ни одного украшения, которые были бы принципиально чужды архитектуре культовой: одни и те же приемы, одни и те же декоративные элементы. Строительные приемы не зависят от назначения зданий; декоративная система, столь логически вытекающая из конструктивных приемов, присуща этим приемам при самом различном применении их; профили и архитектурная скульптура подчиняются одним и тем же требованиям, о каких бы зданиях ни шла речь. Все это как бы слова и обороты языка, который остается одним и тем же, каковы бы ни были излагаемые при его помощи идеи: выражения меняются до бесконечности, а характер произведения зависит от того, каким образом эти элементы группируются и сочетаются.

Для перекрытия больших зал часто вместо сводов довольствовались крышей с открытыми внутрь стропилами; такое перекрытие в точности воспроизводит систему открытых стропил, применяющихся в церквах: крыша нефа в церкви Сен-Жан в Шалоне решительно ничем существенным не отличается от перекрытий зал епископства в Оксерре, госпиталя в Тоннере, большого зала замка в Пуатье или зал Дома судебных установлений в Блуа и в Париже. Если помещение имеет два нефа, то иногда, вместо того чтобы заключать их под одну общую крышу, над каждым из них возводят отдельную крышу (рис. 327, N); при этом значительно сокращаются расходы, но вместе с тем создаются неудобства от разжелобков, от плохого стока дождевой воды и от скопления снега. Разрез N относится к двум параллельным крышам над залом в Блуа. В романскую эпоху крыши гражданских построек, так же как и церквей, обыкновенно имели слабо выраженный уклон; в эпоху же готики их скаты становятся крутыми. Романские крыши, ввиду их малого уклона, неизбежно нуждались в полной стропильной системе с затяжками; крыши готической эпохи по большей части состоят из стропильных пар (рис. 327, Т), которые покоятся на мауэрлатах при посредстве подкосов, образующих подошву. А малый распор стропильных пар уничтожается полом чердака, который представляет сплошную затяжку.

В средневековых городах опасно было делать проемы на уровне улицы; поэтому в городских жилищах нижний этаж со стороны улицы имел только массивную дверь и выставку в лавке, закрывающуюся плотными ставнями; а окна нижнего этажа были крайне малы или же выходили на внутренний двор. Только начиная со второго этажа, решались делать окна больших размеров; в богатых жилищах они достигали таких размеров, что фасад превращался как бы в сплошную решетку. Когда сооружение было из дерева, оно сводилось почти лишь к одному каркасу, проемы которого заполнялись бутом; когда постройка была каменная, она по фасаду превращалась в тонкую сетку, укрепленную изнутри контрфорсами, которые поддерживали архивольты окон. Часто эти окна занимали всю ширину фасада. В Клюни сохранились романские дома, а в Провансе, Реймсе, Кордо и Сент-Ирио — готические дома, в которых второй этаж сплошь прорезан окнами.

Мы не раз уже ссылались на сохранившийся в Сен-Галленском монастыре план, который передает в мельчайших подробностях внутреннее устройство монастыря IX в. На чертеже — самые разнообразные службы монастыря; ценность этого документа увеличивается тем обстоятельством, что он, по-видимому, является не планом того или иного определенного монастыря, а типовым планом, по которому должны были строиться все монастыри. Интересно отметить, как черту наивности, свойственную той эпохе, что все объяснения к плану, имеющие более общий характер, изложены стихами. В прозе же дано только описание, непосредственно относящееся к Сен-Галленскому монастырю, например имя святого, которому будет посвящен главный престол, размеры длины и ширины церкви, одним словом — местные детали. Очевидно, эти рифмованные надписи были составлены не ради единичного случая, но представляют собою пункты общего устава, инструкцию, адресованную всем аббатствам в равной степени.

Когда в конце XII в. преобладающее значение получает белое духовенство, когда городской собор приобретает тот вес, который раньше был присущ монастырской церкви, тогда и соборные пристройки начинают строиться по тому же плану, что и аббатства. Епископский дом по одну из сторон церкви занимает то же место, что и помещения аббата; на другой стороне собора крытая галерея каноников заменяет монастырский клуатр, а зал капитула, как и в аббатстве, устраивается под аркадами галереи. Расположение и общее устройство построек капитула можно еще различить в Реймсе и Амьене. Что касается собственно дома епископа, то он заключает, кроме жилых помещений, еще две монументальные пристройки, как бы символизирующие двойную власть епископа, духовную и светскую: часовню и парадный зал, нижний этаж которого отведен для отправления правосудия.

Средневековый дом отличается от дома античного тем, что он не сохранил никаких следов разграничения — столь четко сказывающегося в помпейских жилищах — между внутренней жизнью семьи и внешними отношениями. Одно из последних упоминаний о гинекее (женской половине) встречается у Сидония Аполлинария (V в.); христианское общество Запада не окружает себя тайнами. Античный дом не имел окон, выходящих на улицу; в средние же века стены жилого дома остаются глухими лишь постольку, поскольку этого требует безопасность. Начиная с романской эпохи (дома в Клюни), в жилом доме главным помещением является большой зал — центр домашней жизни, в котором собираются не только хозяева и их семьи, но также ученики, прислуга, одним словом, то, что называлось тогда «весь дом» (la maisonnee).

В первое время коммунального строя, в городах, где представители знати не чувствовали себя в безопасности, встречается мало домов сеньоров. И только позже, когда коммунальная борьба утихает, в городах появляются дворцы феодалов. В XIV в. количество дворцов увеличивается, — это эпоха дворцов Пуатье и Дижона. В XV в. сеньоры владеют дворцами не только на подчиненной им территории, но даже вне своих  владений;  так,  герцоги   Бургундские  построили  для себя дворец в Париже, остатки которого существуют еще и теперь. До XIV в. единственное городское жилище, которое резко отличалось от жилища горожан-бюргеров, — это дворец епископа. В Оксерре он построен на склоне холма, с видом на долину, и представляет прекрасный пример открытого дворца, как его понимали в XIII в. Такой же характер открытого жилища представляет в XIV в. дворец Сен-Поль. Карл V выбрал для него место на границе крепостных стен Парижа, под защитой Бастилии. Эта двойная линия защиты дала возможность придать дворцу вид, странно контрастирующий с укрепленными убежищами предыдущего периода: жилище состояло из павильонов, разбросанных среди садов, которые были украшены вольерами и беседками. Во дворце были портики и залы для купанья; это была античная вилла, лишенная присущего ей архитектурного стиля.

Сооружения общественного назначения не могли получить значительное развитие в обществе, столь раздробленном, каким было общество феодальной Европы. Последнее крупное строительство больших дорог относится к эпохе Меровингов и связано с именем Брунгильды. Дороги, существовавшие в феодальную эпоху, были либо остатками римских дорог, либо вновь проложенными дорогами, оставленными без всяких забот из соображений обороны. Мосты в большинстве случаев были построены религиозными корпорациями, а не правителями. Мосты возводились арка за аркой, по мере накопления средств. Этим объясняется странное различие, которое часто наблюдается между соседними арками. Это объясняет также выбор профиля, который был усвоен для мостовых сводов.